International Artists Promotion Group

В ПОИСКЕ ВЕЧНОЙ ГАРМОНИИ

«Произведение искусства – это уголок мироздания, увиденный сквозь призму определенного темперамента»
Э. Золя

.

Художник Ринат Курмангалеевич Шарафутдинов – талантливый и неординар- ный мастер со своей художественной системой координат и особым методом видения, отражения и переживания, основанном на «умозрении в красках». На холстах им просчитывается всё до миллиметра: выразительность линий, форм, целесообразность ритмических повторов, равновесие композиции, организация пространства цветом, тонкое взаимодействие всех элементов живописи, как единого и самостоятельного организма. В его творческом активе широкий диапазон художественной палитры – живопись, графика и область монументально-декоративного искусства.

В живописи художник плодотворно работает в жанрах пейзажа, натюрморта, портрета, тематической картины. Расширяя границы традиционно камерных жанров, он соз- даетсвое особое картинное пространство, где цвет и форма выступают безусловной эстетической категорией, где раскрывается во всем многообразии образный мир художника. Характерная черта его живописного темперамента – миро- созерцательность. В суете современной жизни художник умеет внимательно всматриваться в детали окружающего мира. Выезжая на пленэр, он с удовольствием пишет этюды, которые несут в себе «печать повышенного возбуждения», и иногда,служат подготовительным материалом для создания серьезных, крупных по формату работ. Именно в них автор добивается интенсивности своих первых ощущений. Любуясь земной красотой, многообразием природных форм, он неспешно переносит впечатления на холст, наполняя живописное пространство философским отношением к жизни, пониманием её быстротечности, сиюминутности в сравнении с вечностью земного бытия.

Логика мастера основывается не только на строгом следовании художественным принципам, но и на включении в процесс создания картины творческого воображения. В его пейзажах абсолютно логично появление деревенских домиков, домашних животных, групп сельских тружеников, компании отдыхающих, женщин, купающихся в реке, художников с мольбертами («Вечер. Окрестности Верхнеуральска», 2012; «Теплая осень», 2013; «Вид на Свято-Николь- ский собор», 2015 и др.). Тонко выстроенная поэтическая интонация складывается из таких простых подробностей земной жизни и в этой повествовательности есть особая притягательность. Эти дополнения необходимы художнику для полной передачи гармонии бытия, как и тонкая цветовая тональность, настраивающая зрителей на определенные эмоции. Всё вместе усиливает ощущение универсальности и монументальности его полотен. Пасторальность многих сюжетных мотивов создает впечатление, что художник живет под другим небом,видит мир другими глазами и поэтому создает полотна удивительные по своей эмоциональной наполненности и красоте, в которых мечта о «потоке счастья жизни» превращается в живописную реальность.

Частое обращение мастера к пейзажу не случайно, ведь возможность самовыражения в этом жанре очень велика. В зависимости от эмоциональной доминанты меняется живописный язык, фактура красочного слоя – появляется открытый скульптурный мазок, аккумулирующий энергию движения, смелые динамичные ритмы, экспрессия локального цвета. Природные формы превращаются в выразительные объёмы земной материи и, буквально несколькими ударами кисти, создается эффект блеснувшего сквозь облака луча солнца, волнующейся от ветра листвы деревьев, игра света и тени («Облака», 2014; «Дождь за горой», 2015; «Радуга-дуга», 2016 и др.). В увиденный мотив или сюжет автор способен вдохнуть новое содержание, соответствующее его внутреннему «я». Секрет этого «нового» заключен в от- ношении к природной форме, как к постоянно меняющейся реальности, в стремлении к преображению увиденного собственным живописным чувством.

Особое место в творчестве художника занимает городской пейзаж, очень теплый и светлый по своей интонации. Это уголки старого города с архитектурой, сомасштабной человеку, где уютно и комфортно. В композициях есть обязательное развитие некой сюжетной линии – встреча влюбленных или ожидание встречи с букетом цветов, про- гулка с собакой («Провинция», 2006; «Магнитогорск. Старый двор», 2015; «Сирень цветет», 2015; «Город зимним вечером». 2015 и др.). В рамках жанра городского пейзажа есть работы, пространство которых подчиняется другим законам по- строения композиции. Автор концентрирует свое внимание на геометрии ритма цветовых контрастов и условности архитектурных форм: фактурные плоскости стен, светящиеся квадраты окон. Но и в этой структуре городской первоосновы есть обязательное присутствие человеческой фигуры, как своеобразной точки отсчета в понимании авторского замысла (Диптих: «Окраина», «Прогулка с собачкой». 2016).

Работа в области декоративной стилизации, поиска выразительной и лаконичной формы продолжается авто- ром в жанре натюрморта. Для достижения пластической ясности автор преобразовывает предметный мир, и превращает его в живописный организм, который подчиняясь цветовым и линейным ритмам композиции, продолжает жить по законам гармонии и красоты («Голубая комната», 2008; «Букет для балерины», 2015 и др.).

Еще одна грань дарования мастера – последовательность творческих поисков, которая хорошо видна в рисунках пастелью (ню, портрет). В них он чувствует полную свободу для проявления собственного метода пластической режиссуры. Объектом художественного эксперимента становятся женщины с самыми разными формами. Вдохновляясь этим многообразием, художник смело идет на преображение, трансформацию и гротеск, никогда не переступая тонкой грани художественности, сохраняя в своих рисунках очарование и индивидуальность («Отдых», 2014; «Сидящая с бусиной», 2014; «В розовом свете», 2015 и др.).

Наиболее ярко проявился его талант создателя сложных и интересных декоративных композиций в монументальном искусстве. Среди них – самая внушительная на Южном Урале по своим размерам мозаика «Движение» на фасаде Ледового дворца. В ней художнику удалось очень точно передать ритм и пластическую динамику. Она стала настоящим украшением города. Одна из последних его ра- бот – роспись «Театр» в интерьере ресторана «Наше всё». Это – многофигурная композиция в интерьере зрительного зала с костюмированными персонажами второй половины 19 века (более 160 портретов, среди которых известные в городе лица, в том числе и портрет самого автора).

При всей широте диапазона интересов, развитие творческих поисков мастера не лишено цельности и глуби- ны. Созданный во всем своем разнообразии уголок мироздания, «увиденный сквозь призму темперамента» художника, является по-настоящему эмоционально наполненным, отличается искренностью чувств и новых ощущений красоты окружающего мира.

Марина Абрамова,
Главный хранитель Магнитогорской картинной галереи, искусствовед,
член Союза художников Российской Федерации.

.

.

.

.

.

.

Дом-мастерская Жан-Франсуа Милле и ассоциация Art Puissance 7 Events в партнерстве с мэрией города Барбизон, организовали Первый Международный  салон “Impressions” 2016, Салон эстампа в Барбизоне. Этот салон стремится стать ежегодным событием для любителей этой техники художественного выражения, пережившей моменты славы в маленькой деревушке Барбизон. На этом первом салоне будут выставлены работы 34 современных художников, а так же 12 эстампов  XIX века Барбизонской школы.

* * *

Есть места, надолго остающиеся в памяти, более доступные, чем другие для вдохновения или эмоций. Mеста, которые, из за их обаяния или живописности привлекли внимание художников. Барбизон является одним из таких мест на краю равнины Шайи и леса Fontainebfeau. Барбизонская школа – Corot, Rousseau, Diaz, Millet, Daubigny – сталa большим художественным движением XIX века и явилaсь предпосылкой импрессионизма.

Сегодня Барбизон известен своими галереями и музеями, но ему не хватает ежегодной большой экспозиции что бы представить работы старых и новых мастеров в симбиозе с духом Барбизона. Уникальность Нового Салона в том, что в экспозиции представлено искусство гравюры, которая часто становилась вектором к пониманию живописных произведений, но так же, и в первую очередь, является художественной техникой, максимально насыщенной непосредственными эмоциями.

Mы надеемся, что появление Нового Салона окажется на уровне самых высоких наших устремлений. Этот Салон является также результатом партнерства, и мы тепло благодарим различные заинтересованные стороны: Philippe Douce, мэр Барбизон за организацию этого мероприятия; Daniel Moret и ателье Moret за семинары для их партнерства; галерею Angelus за представления оригинальных отпечатков барбизонской школы; a также муниципалитет Барбизонa за его помощь.
И особенно художников, которые проявили интерес и согласились принять участие в этой первой выставке Нового Салона.

Hiam FARHAT, Maison-Atelier de JF Millet
Gérard ROBIN, Président d’Art puissance 7 Events

.

.

.

.

.

Я никогда не жалел, что стал художником и мне не стыдно за свою профессию. Хотя никогда не мог принять то, чем занимаюсь, просто за профессию – здесь что-то другое. Я начинал, как и все, с простого желания научиться рисовать. Мне, как и многим, знакомо то необъяснимое волнение, возникавшее от ощущения бездонности искусства. В селе, в котором я родился и рос, не было ни студии, ни художественной школы, поэтому до всего доходил сам. Я балдел от запаха масляных красок и от запаха редких альбомов по искусству. Вместо кубов и пирамид я рисовал и писал как умел все, что меня окружало – портреты близких, домашнюю утварь, грачей и нашу речку. И вообще никогда не считал профессионализм критерием в оценке. Профессионализм  – это хорошо…, и я согласен с тем, что лучше, когда он есть, чем, когда его нет, но в глубине своей художник должен оставаться дилетантом, без этого профессионализм  мертв.

Так получилось, что в моей «учебной» жизни не было «учителей». То есть тех, кто тебя непосредственно научил бы видеть и мыслить. Были любимые художники, которых постепенно открывал и у которых учился. В юные годы по-настоящему «переболел» Михаилом Врубелем и позже Виктором Попковым. Если говорить о влияниях и пристрастиях, то нужно говорить  об искусстве вообще. Первым фильмом Тарковского, который я посмотрел, был «Солярис». Другого слова, как потрясение, подобрать не могу. Я ничего еще не знал о режиссере, мало что знал о кино, но то свое состояние помню до сих пор – состояние ошарашенности, когда все во мне перевернулось. Подобное было при соприкосновении с поэзией Бродского, буквально с первого стихотворения. Список «духовных братьев» может быть очень длинным, но вернусь к Андрею Тарковскому. Именно его я и мог бы назвать своим «учителем», ибо воздействие его творчества было более, чем значительным и во многом повлияло на мое мышление.

Не могу сказать, что считаю себя до конца сложившимся художником. Меня больше волнует я-завтра, нежили я-сегодня или я-вчера. Я очень люблю свое дело и сейчас вне творчества себя не мыслю. В работе люблю процесс как таковой. Особенно срединную его часть, когда ты уже оттолкнулся от первоначального замысла и сама работа начинает вносить корректировки и вести тебя к конечному варианту. То есть, в итоге всегда получается немножко не то, немножко другое. Поэтому к творчеству отношусь, как к чуду. В том, что пишу или собираюсь написать, вижу прежде всего Явление.  Явление-Хлеб, Явление-Лодка, Явление-Воздух, Явление-Ветер и так далее. Вообще художнику всегда трудно, да и нет смысла, объяснять свои работы. Живопись, подобно музыке, действует на подсознание почти мгновенно – нравится или не нравится, трогает или нет…

Михаил Кабан-Петров, художник.

.

.

Работы художника Михаила Кабана-Петрова

В живописи «все находится на градусе
исчезновения реальности и возвращения к ней».
Ю.Б. Норштейн

Природа пластического языка живописи невербальна, если картину можно описать словами, то это плохая картина. Работы художника Михаила Кабана-Петрова описывать просто не имеет смысла. Будучи чрезвычайно лаконичными по форме, они вовлекают зрителя в безудержный поток ассоциаций, аллюзий, метафор, пересечений с мирами иных искусств. Сам автор понимает свое творчество как реализм, предметный мир является незыблемой сюжетно-тематической опорой его произведений. Однако движущим мотивом  творчества художника является не изображение, а выражение глубоких, многогранных, неоднозначных, исполненных противоречиями человеческих переживаний.
•  Неизбежность конфликта материи и духа сообщает работам напряженный драматизм при видимом отсутствии действия. В работах Кабана-Петрова создается пространство переживания, присутствует живопись чувств, и даже страстей. Сухой лист, яблоко, лодка, дорога присутствуют как объект изображения и рефлексии.  В основе сюжетов картин пребывание предметов в пространстве и времени. В работах время может длиться по-разному. Цикл работ «Сплошная» (2011) – об асфальте под колесами движущегося автомобиля. Натюрморт «Зной» (2011) вязко длит полуденную дрему. Натюрморт «Перчатка» (2011) о том, как перешагивая через лужу, замечаешь, что кто-то обронил.
•  Художник смело оперирует пространством, то сжимает космос до размеров холста, то увеличивает микромир до тех же габаритов. Пространственно-временной континуум выстраивается в циклах работ. Циклы  «Доски» (2011), «Русская тема» (2011) касаются острейшей проблематики современного мироощущения, переживание изменения картины мира, сопряженного с неизбежными потерями и неизбывным желанием их избежать. Оба цикла объединены сквозным мотивом – изображением яблок на столе, и своеобразной цветовой и композиционной «рифмовкой», непрерывной ритмической организацией картинных плоскостей.
•  В 1970-е изобразительное искусство вошло в тесный контакт с кинематографом. Кино в это время обретает своего художника, который  начинает строить каждый кадр и их пленочную череду по законам станковой живописи и делает их предметом созерцания. Живопись долго находилась в поиске способов передачи движения и прочих, присущих акционизму приемов. Но у изобразительного искусства есть одно решающее преимущество  – оно владеет молчанием. Вспомним – «чем больше пауза – тем больше актер». Живопись – это пауза времени и пространства. Художник Михаил Кабан-Петров осваивает этот удивительно действенный прием, он держит паузу, давая зрителю шанс в тишине искусства осознавать нечто важное и неизменно сущее.

Ирина Маршева, искусствовед,
член Союза художников Российской Федерации

.

.

*  *  *
Сложность в оценках и восприятии современной живописи связаны во многом с ориентацией зрителей и критиков на общепризнанные художественные течения и каноны. Оценочная шкала, таким образом, прилагается к настоящему из прошлого. Грубо говоря, определение – “как должно быть“, вольно или невольно выстраивается исходя из того “что было“. Было бы интересно задать арт-критикам вопрос, а каким им видится изобразительное искусство будущего? И нельзя ли также получить оценку современной живописи исходя из критериев будущего, а не прошедшего времени? Сама постановка вопроса выглядит риторической только на первый взгляд – пример с пустыми клеточками таблицы Менделеева наверное известен каждому. Что же мешает? Возможно, устоявшийся в социуме взгляд на искусство, как на одну из разновидностей сферы обслуживания, что подразумевает следование эстетике сегодняшнего дня. Это неверно. Обслуживанием эстетических потребностей изобразительное искусство не занимается. Его задачи и проблематика располагаются совсем в другом поле. В качестве иллюстрации давайте посмотрим на творчество одного из современных мастеров.

В перевернутом мире художника Михаила Кабан-Петрова все очень похоже на правду. Перевернутая лодка, которая никуда не плывет потому, что на дворе зима (“Лодка“). И настанет ли когда-нибудь оттепель, а вместе с ней и чистая вода по которой можно плыть, никто не знает. Может быть оттепель никогда не настанет и лодка не поплывет никогда. Это неправда? Дверь, примечательная тем, что она закрыта (“Дверь“). Из-под двери пробивается свет – там кто-то есть, там люди, там жизнь, там “…опять не спят. Может пьют вино, может так сидят.“ (М.Цветаева). Но мы с вами, и зрители, и сам художник, по эту сторону двери. Удастся ли нам попасть туда где свет? Может быть да, может быть нет. “Зной“, где ощутимо присутствуют двое, хотя их и нет на картинной плоскости, а от окружающего мира осталась только полоса раскаленного света, пробивающаяся из занавешенного окна. Там нет жизни, только пустота зноя. Жизнь здесь, в этой комнате и то, что мы видим – ее фрагмент. Фрагмент, переосмысленный в живописном пространстве холста. Что же это за живопись? В чем ее суть? Прежде всего в этой удивительной правде, обладающей бесценным для искусства качеством – уникальностью, как уникален Парфенон, несмотря на изобилие мрамора.

Живопись М. Кабан-Петрова далека от символизма, в ней нет набора метафор. Природа этой живописи глубоко национальна – Дионисия в этих холстах больше чем Сезанна. Стилистика картин М. Кабан-Петрова ассоциируется с черно-белой “графикой“ романов Достоевского. “Реквием“, выполненный в неожиданной для живописного произведения форме “негатива“, “Молитва“, с трагическим красным колоритом и, не менее трагическая “Стена“, проявляют и внутреннюю, духовную связь с основными темами Достоевского.

Реализм восприятия окружающего мира, понимание этого мира как объективной реальности материализуется в живописных размышлениях о содержании и смысле этой реальности. То, что мы видим в произведениях Михаила Кабан-Петрова, это не только взгляд со стороны на нашу сегодняшнюю действительность, но и взгляд на нее из другого времени. Взгляд из будущего. Таким будет выглядеть наше время, та его часть, которая вошла в поле зрения художника, глазами зрителей будущих поколений (и примкнувшим к ним арт-критиков).  ©

by Russian Art & Paris

.

1966 – родился в с.Решёты, Новосибирской области.
1983-90 – учеба в Новоалтайском художественном училище.
1984-87 – служба в ВМФ СССР.
1996 – окончил МГАХИ им. В.И. Сурикова, 
Мастерская станковой живописи В.М. Сидорова.
Член профессионально-творческого Союза художников России.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

.

Однажды, в детстве отец повел меня на выставку живописи. В отличие от репродукций, картины были живые – на них были видны слои краски и они так притягивали к себе, что хотелось потрогать живопись руками. Очень захотелось нарисовать хотя бы одну свою такую же настоящую картину. Я начал учиться рисованию, и с годами понял, что хороших картин очень много и чтобы не потеряться в таком многообразии, надо иметь не только свой почерк, но и свое мировоззрение. Работа художника заключается в том чтобы постоянно учиться, искать и экспериментировать. Настоящий художник должен быть узнаваем даже без подписи на холсте, а картина – нести радость зрителю и пробуждать светлые чувства. Согласитесь, серости и убогости и так слишком много в этом мире…

Александр Павловец, художник.

.

.

Мастер «негромких» жанров: портретного, пейзажного и натюрморта. Однако, прежде всего его интересуют  особенные  ипостаси этих жанров – женский портрет-пaрaфраз, «живопись цветов», селянский натюрморт и урбанистический пейзаж.

«Из тьмы былого…»

Не трудно представить поэтику мгновений, когда «едва закутана в атлас», госпожа Струйская из портрета проницательного художника 18 века Федора Рокотова туманным и загадочным взором смотрела на не менее проницательного поэта 20 века Николая Заболоцкого. Очарованный образом Струйской,  Заболоцкий написал поэтический шедевр «Портрет», в котором, пожалуй, «из тьмы былого…» к поэту явилась не только русская придворная красавица, но и все прекрасные женщины, воплощенные мировой живописью.

Быть может, именно это женское –  художественное! –  обаяние из «тьмы былого» подтолкнуло  Павловца к интерпретации широко известных женских образов  и созданию целой серии изящных парафразов, начиная со скульптурного портрета Нефертити Тутмеса до «Царевны-Лебедь» Врубеля.  Изящество таких его произведений –  иногда тревожное («тьма былого» ведь!), даже пугающее; иногда кокетливо-игривое. При этом оно воспринимается как надежный эстетический мостик, переброшенный между прошлым и современностью, ведущий к почитанию божественной красоты двух «Ж» – Женщины и Живописи.

Организация картинного пространство его парафразов почти обязательно содержит элемент загадочной театральности – это пространство как бы представляет собой своеобразную среду для взращивания осовремененных ретрообразов. Крепко обладая тонкостями графики и Свободно владея искусством композиции, имея почти «абсолютный слух» к тонально-цветовым нюансам и контрастам, художник приумножил возможности своего таланта знанием технологии и техники живописи и виртуозным использованием этих знаний. В результате – стойкая корректность в творческих интерпретациях и заимствовании, призванном убедить зрителя в необходимости благодарного современного взгляда на классику, и, возможно, этим усилить интерес современника к художественным ценностям прошлого.

Знакомая незнакомка

Соблазненный женскими образами великих мастеров прошлого, Павловец с осторожностью и даже с некой отчужденностью смотрит на портретируемых современниц. Для художника они лишь очаровательные, соблазнительные модели, от которых следует отстраниться, создав образы «знакомых незнакомок», ибо за ними лишь «тьма современности», которая может быть пустотой, где настоящее не имеет потенции стать содержательным «былым»…  При этом художник умудряется подыгрывать натуре, нежно льстит ей, одновременно грустно усмехается.   Увы, мастер пока не находит должной глубины в портретируемых женщинах, признавая тем, что «свою Струйскую» он пока не создал. Возможно, из-за тривиальной причины – в городе с неудобоваримым названием, в котором он живет, Струйская просто-напросто не появлялась…

Цвет и аромат

Привычно мы ассоциируем Женщину с Цветком, но в своей «живописи букетов» Павловец идет от обратного: его живописные цветы вызывают искреннее, почти эротическое волнение, ибо художник ними восхищается не менее, чем образами женщин классической живописи, и пишет их с пристрастием живописца-любовника. Шарденовской основательностью веет от букета сирени, импрессионистические вибрации исходят от натюрморта с мелкими гвоздиками, рембрандтовское золотое сияние осени излучают его белые хризантемы. Собранные же в серию эти картины благоухают феерией цвета и провоцируют зрителя вспоминать разнообразие волнующих ароматов.

Запах тыквы

Поразительно: кажется, что не только «цветочные натюрморты» Павловца, но и композиции с различными фруктами и овощами излучают  эротические флюиды. Прежде всего это касается натюрмортов с роскошными тыквами, особенно теми, где изображены свежие срезы этого замечательного плода, олицетворяющего на приднепровских огородах огромные, заходящие в чернозем светила. От срезов, покрывающихся густой янтарной испариной, пахнет чуть ли не таинством соития солнца и земли – и это, пожалуй,  никак не мог не передать Павловец, и, кажется, именно в это он полноценно вдохнул свою страстную эротическую состоятельность мастера.

«Селянские» натюрморты художник пишет без намека на насилие над природой: с раскованной и радостной любовью. Напряженные и строго сбалансированные светотеневые контрасты и цветовые гармонии заставляют вспомнить достоинства живописи натюрмортов Сюрбарана и Шардена. Плоды земли у Павловца весомы и жизнеутверждающие, – как  на полотнах Фландрии 17 столетия, но при этом в его натюрмортах – плоды  земли богатой и тревожной, плоды Украины…

Ностальгия стен

Для изощренного туриста грустными, но далеко не всегда привлекательными кажутся и пейзажные мотивы украинского города. Живописец же Александр Павловец может опоэтизировать отяжелевший от весенней  влаги непритязательный, сутулящийся на ветру дворик Днепропетровска…  Вдохнуть пульс в классически скучную перспективу осенней улицы с парящем в тумане собором, мерцающим позолотой купола… Убедить зрителя в барочной свежести псевдо-барочного мотива исторической части города… Наконец, вызвать у зрителя чувство ностальгии, рожденное естественной тягой горожанина к эстетике не только парадного, но и затененного двориками провинциального зодчества.

И всегда, и в каждом мотиве – поиск молчаливого повествования стен о чем-то сокровенном, что связывает человека с пугающей и одновременно привлекающей урбанистической средой.

Торжество реализма

Не отягощенная «идейностью» и морализаторством, живопись Александра Павловца возвращает нас к праведному священному реализму, магическое воздействие которого до сих пор распространяет на нас искусство классики. Реалистические произведения наших современников, подобные произведениям Павловца, свидетельствуют о том, что возможности реализма далеко не исчерпаны. В искусстве реалистического созидания мира образов и отражения «мира» чувств – духовное и эстетическое будущее человечества.

Виталий Старченко, искусствовед
Лауреат литературных премий им. Ивана Сокульского и Павла Тычины.

.

.

*  *  *

Дать определение художественному вкусу совсем не просто. И дело не столько в отсутствии камертона, сколько в их изобилии. Для каждой исторической эпохи был свой камертон, а порой и не один. Наше время исключением не является – камертонов много и самый громкий из них не обязательно окажется самым точным. Камертон художественного вкуса Александра Павловца звучит сдержанно, иногда совсем тихо, но прислушаться к нему стоит. В негромкой музыке произведений этого художника очень много точных нот.

Очерчивая пространство живописных образов Александра Павловца, подбирая определение этому пространству, слово гармония кажется естественным, но недостаточным. Аура покоя в натюрмортах сменяется аурой напряженной тишины в женских портретах, аура колористическая сплетается с аурой светотени. Композиционные конструкции отчетливы и лаконичны. Движения живых персонажей почти всегда завершенные. Раскрытость женских образов обманчива, их губы плотно сжаты. Гармония покоя? Гармония тишины? Да, наверное, но все-таки что-то еще.

Чем может пленить современного художника, зрелого человека двадцать первого столетия тайна Данаи? Очарованием античного мифа? Но он уже тысячекратно пересказан и воплощен в сотнях живописных полотен. Интересом к древнегреческой истории? Но картина “Даная“ Александра Павловца лишена какой-либо исторической атрибутики, его Даная вне времени. Может быть главное, это присутствие самой тайны, тайны божественного в земном. Композиционное решение художника темпераментно и неожиданно, главным героем картины он делает не Данаю, а Зевса. Нет, дело не только в мерцании вертикалей и золотистом колорите (Зевс явился к Данае в виде золотого дождя). Мы смотрим на Данаю глазами Зевса, на холсте его эмоциональный строй, его невидимое присутствие. Он находится в той точке, с которой рассматривает Данаю зритель. Психологически смелая, остросовременная трактовка сюжета и не менее смелая, почти фресковая по характеру живопись. Живопись выстраивающая образ, а не правдоподобие, – образ, обнажающий смысл. Безупречная графическая стройность сложного ракурса женской фигуры – это единственный классический элемент произведения. Все остальное – творчество нашего времени.

Живопись Александра Павловца – это сложный и неспешный художественный поиск в относительно небольшом эстетическом поле. Вместе с тем, проблематика этого поиска исключительно актуальна. Как пример – светотеневая конструкция натюрмортов и решительный отказ от светотени в фигуративных композициях. Очевидно, что в основе этого различия лежит разная природа мира материального и мира духовного. Однако достаточно ли такого различия для создания двух отдельных живописных эстетик в рамках единого творческого пространства? Ответить на такой вопрос непросто и практически невозможно ответить на него теоретически. Ценность имеет только ответ, полученный на холсте. Значимость ответа на этот и другие подобные вопросы будет подтверждаться (или не подтверждаться) в работах других художников. Механизм художественного поиска в изобразительном искусстве работает медленно, но работает он без серьезных сбоев и ошибок уже столетия, и другого механизма у художников сегодня нет. Дистанция, пройденная Александром Павловцем по этой дороге поиска, значительна, и результат –  десятки превосходных живописных произведений – перед глазами зрителей. А дорога остается прежней, с вопросами, на которые, кроме самого художника, ответить не сможет никто.  ©

by Russian Art & Paris

.

Александр Павловец родился в 1954 году в г. Днепропетровске (Украина). Закончил художественную школу и Днепропетровский государственный университет. Работал преподавателем рисунка и композиции в Днепропетровском университете. Участник республиканских и международных выставок. Живет и работает в г. Днепропетровск (Украина).

.

.

.

.

.

.